Летом 1992 года я в составе группы школьников ездил в Санкт-Петербург. До города на Неве мы добирались на поезде, с пересадкой в Москве и посещением Мавзолея там же.
В Питере жили в каком-то общежитии на Шоссе Энтузиастов неподалёку от кладбища.
Однажды, после очередного петергофа, 15-летний я нарочито отбился от группы и решил погулять по городу. Съездил в Гостиный двор, от станции метро до общежития шёл по незнакомому городу пешком. По пути встретил какого-то то ли буддиста, то ли свидетеля Иеговы. Тот пытался несколько километров обратить меня в свою веру, но я рационально и прагматично раскладывал ему почему он не прав.
Несмотря на то, что до общежития я добрался часов на 5 позже остальных, там меня даже не искали. А как искать-то? Сотовых, ахаха, тогда ещё не изобрели.
В пути до колыбели революций я подружился с девочкой Леной. Лена была рыжей, и дочкой завуча, Светланы Алексеевны. Наш роман закончился уже в Ижморке. На малой родине Лене я наскучил, она бросила меня, оставив вот такой рубец.
Но в поезде Москва-Петербург всё было безоблачно, мы играли в карты и, как и все инфантилы-нигилисты, спорили.
Однажды мы с моим другом Юркой поспорили о том растут ли у Ленина в настоящее время волосы. Возможно, он меня троллил, но тогда такого слова ещё не было.
За разрешением спора я решил обратиться к своей во влажных мечтах тёще, Светлане Алексеевне, маме Лены, которая сопровождала нас в качестве педагога. Светлана Алексеевна была не только завучем, но и преподавателем биологии, а значит, могла рассудить наш спор.
После моего перемежающегося со стуком колёс вопроса «Растут ли у Ленина волосы» Светлана Алексеевна отчего-то покраснела и впала в ступор. Спустя несколько секунд наступила пора впадать в ступор мне. Светлана Алексеевна ответила на вопрос про вождя мирового пролетариата утвердительно. Настала очередь отстаивать мою точку зрения уже перед преподавателем (что мне было не впервой).
В ходе дискуссии выяснилось, что вопрос «Растут ли у Ленина волосы?» Светлана Алексеевна услышала как «Растут ли у Лены волосы?»
А перед отъездом из Питера я постирал все 20 пар носков, которые дала мне в дорогу моя мама, и повесил их сушиться на гардину в комнате общежития на Шоссе Энтузиастов. Я уехал, а носки так и остались висеть там.