14 января будет 5 лет как умерла мама. Ей было 58 лет. Я любил её как любят мам, порой деструктивно. Думаю, каждый человек задумывается, что бывает, когда умирают родители. Наверняка эта мысль была в голове когда-то и у тебя, страшная, но неизбежная мысль, которая однажды, если повезёт лично тебе (пережить родителей), станет реальностью. Или уже стала.
Мама была для меня первым другом и одним из учителей по жизни, единственным родным учителем. Всю жизнь оставаясь образцом для подражания. Даже её уход стал для меня колоссальным жизненным уроком. Много, много жизненных ценностей было переоценено 5 лет назад.
Мама любила жизнь и боялась умереть от болезни. От болезни не умерла.
5 января 2009 года мы с женой и сыном поехали к родителям в Ижморку. Рождество, всё такое. Родители всегда были отстранёнными от религии людьми, передав эту отстранённость и нам с братом. Как-то мама даже сказала, «Хорошая у попа работа, ходи кадилом маши». Это стало нашим семейным мемом… Через 11 дней я вспомню эту фразу брату, когда в нашем доме окажутся и поп и кадило. Но выходные, вот и поехали. Уезжать планировали 7-го.
7 января, около часа дня, уже собрались, но вдруг вспомнили, что в машине у нас лежат коньки жены и сына. А маме всегда нравилось фигурное катание, раньше-то вообще было сложно любить какой-то другой вид спорта, ну не футбол же… После недолгих уговоров поехали на каток.
Там, на катке, уже были люди, я взял в прокате коньки себе. Мы катались всего 5 минут, когда мама поскользнулась и упала назад, ударившись головой о лёд. Я увидел её, лежащую на льду без сознания и мне по-настоящему стало страшно. Я просил позвать врача, подбежал к ней, и спустя минуту она пришла в себя. Мы довели её до машины и усадили. Я даже пытался что-то шутить по дороге домой. Позже я прочитаю, что это появление сознания является характерным признаком внутричерепной гематомы и так и называется — «светлый промежуток». В условиях посёлка, удалённого от Кемерова на 150 километров, точка невозврата уже была пройдена. По приезду домой мы с отцом помогли маме выйти из машины, и уже дома она потеряла сознание во второй, последний раз.
Вызвали «скорую», я поехал вслед. Я простою в коридоре больницы часов 7 — пока будут решать, что делать, пока приедет хирург из соседней Яи, пока хирург вызовет врачей из Кемерова, пока приедут те, пока сделают трепанацию. Пока буду там, в больнице, позвонит брат, узнать как дела. Помню, что скажу, что всё очень плохо, что мама упала на горке. Только через минут 30 пойму, что спорол чепуху в деталях. Дома отец скажет: «Всё закончилось за секунду».
Брат приедет через день, привезёт даже какие-то лекарства, тогда казалось, что есть шанс. Родственники договорятся о перевозе мамы в ленинск-кузнецкую «шахтёрскую» больницу. Тогда говорили, что самое опасное именно переезд. Перевезли. Мы даже ездили разговаривать с доктором, доктор не давал надежд. Это были самые тяжёлые 7 дней в моей жизни.
14 января, когда я стоял с друзьями в коридоре Соборной-восемь позвонил брат и чужим голосом сказал, что мама умерла.
Было такое впечатление, что в груди образовалась дыра. Натуральная дыра в теле, и пустота в этой дыре.
Потом звонили мамины коллеги, спрашивали какую передать одежду, друг брата купил гроб и отвёз нас в Ленинск за телом. В ритуальных услугах на Радуге, когда писали табличку на деревянный крест, конечно же ошиблись, написав «Щипачева».
Машину с гробом мы с братом сопровождали из Кемерова на моём опеле. Заехали в «Подорожник» на выезде из города, перекусили, отпустив машину вперёд. Потом неспеша догоняли. Некуда спешить.
В Анжеро-Судженске водитель Урала-вахтовки не заметил, что я его обгоняю и начал поворачивать налево. Снёс железным бампером весь правый бок. Тогдашний начальник анжерской милиции, бывший ижморский сосед, помог оформить ДТП на месте, в течение часа. Когда мы приехали в Ижморку, все уже были там. И крышка гроба у родного дома.
Не спал. Было холодно (так надо), пытался согреться, сев спиной к батарее. Наутро начали приходить люди. Много людей, мама была известным и, уверен, уважаемым в посёлке человеком. Венки, много венков в нашем зале. Потом тот поп. Кто-то позвал, порядок такой. Потом посидеть на табуретках, потом ехать в автобусе, остановка у администрации района, где работала мама, подходят, прощаются, ГАИ даже перекрыли главный ижморский перекрёсток.
На кладбище импровизированный митинг. Коллеги. Потом горсть земли.
«Хорошая была мамка» — скажет на кладбище друг Слава, «Терпите, потом будет легче, только изредка накрывать будет» — скажет друг Дима, у которого незадолго до этого умерла от рака жена. Потом поселковая столовая. Речи, соболезнования. Знаю, что мамин уход — удар для всех. Потом возвращаемся домой, смотрим фотографии, слёз уже нет, какое-то спокойствие. И дыра в груди.
14 января будет 5 лет как нет мамы. Сын (первый внук) с тех пор пошёл в школу, у нас родилась дочь (у мамы были только сыновья), я получил премию Медиапрестиж из рук губернатора (это было бы приятно, работавшей половину жизни в районной администрации маме) брат женился (давно пора) и тоже родил сына, а мы объехали на машине половину России. И всё бы это рассказать, да некому. Разве что тебе.
А маме, которую, кстати, звали Света, мы написали на памятнике «Светлая память». Без годов жизни. Кому они нужны на кладбище, эти года. Редко бываю на кладбище, не тянет. Живу просто с этим и всё. И знаю настоящее значение слова «никогда».
Позвони родителям, всё такое…